- Жизнь проходит мимо, - обреченно водрузив подбородок на руки, сложенные на черенке стоящих граблей сказал невысокий парень.
Солнца не было вовсе. Зато было довольно тепло и условно сухо. В рабочий городок к юго-востоку от Лондона, пришла, видите ли, весна.
- Послушай, - спустя паузу длинной в несколько взмахов метлой отозвался долговязый рыжий пацан, сосредоточенно подметавший дорожку, ведущу. К крыльцу крохотного домика-таунхауза, - Я тебе так скажу. Меня, например, тоже бесит процесс подметания твоей дорожки, но я же терплю. Долг зовет. Ты же сам сказал, что если я тебе не помогу мать тебя порвет, что ты ни хрена не сделал.
- Порвет, - обыденно кивнул коротышка. В голосе его не было ни страха ни сожаления, одна лишь покорность злой судьбе. Ветер внезапно смешно сдул копну его светло-русых курчавых до чрезвычайности волос на бок, сделав его похожим на одуванчик на ветру.
- Вот и давай. Грабь.
Человек-одуванчик вздохнул, перехватил грабли ниже по черенку. Мучительным усилием выкинул грабли вперед и потянул на себя, собирая прошлогоднюю гниющую листву и пожухлую траву с так называемого газона по обе стороны от дорожки, которую он клятвенно обещал матери привести в порядок до вечера. Имеющийся прогресс в процессе однозначно сообщал, что до вечера он это сделать точно не успеет. Потому что он только начал первую клумбу. Вообще говоря, он об этом забыл. Когда он шел из колледжа, в голове у него засела одна песня. Потом он ее долго слушал, потом долго подбирал ее на гитаре, ему внезапно пришло в голову какой аккорд нужно взять для того чтобы перейти к третьему куплету, он давно ее подбирал, но ему не нравилось, это было точно неправильно, а тут, получилось, случайно, и он, обрадовавшись увлекся, играя и переигрывая эти пять аккордов туда и обратно, чувствуя, как гордость и радость открытия переполняют его. Дома никого не было, сестры где-то гуляли, мать была на заводе. Некому было ему кричать что он, идиот, заколебал уже играть свои три аккорда туда сюда и часами настраивать гитару, что нормальных людей это выводит из себя, и что если он взял в руки инструмент, то пусть уж что-то играет, потому что от этих повторяющихся тупых звуков у них появляется желание повеситься. Он так обрадовался, что оказался один дома, и что он сможет спокойно поиграть, что обо всем забыл, часов до пяти, пока у него не зазвонил телефон и его приятель не позвал его гулять.
- Я… блядь, газон, - ответил от, чувствуя, как в животе раскололась глыба льда, как бывало всегда, когда он чувствовал, что попадает впросак.
Несмотря на странность формулировки его друг понял его с полуслова. Он понял, что друг в полной жопе и слезно умоляет ему помочь, и в ответ готов сделать все что угодно на свете, даже пойти с их мальчуковой скаутской бригадой в госпиталь выность судна, хотя вообще он как-то сторонился по каким-то личным причинам деятельности инициированной их местной церковью, активистом которой был рыжий долговязый юноша. Потому через пятнадцать минут быстрым шагом, он прибыл к дому приятеля, застав того грустно глядящим вдаль и обнимающим грабли со своей метлой.
- Жизнь проходит мимо, - обреченно водрузив подбородок на руки, сложенные на черенке стоящих граблей сказал невысокий парень.
Солнца не было вовсе. Зато было довольно тепло и условно сухо. В рабочий городок к юго-востоку от Лондона, пришла, видите ли, весна.
- Послушай, - спустя паузу длинной в несколько взмахов метлой отозвался долговязый рыжий пацан, сосредоточенно подметавший дорожку, ведущу. К крыльцу крохотного домика-таунхауза, - Я тебе так скажу. Меня, например, тоже бесит процесс подметания твоей дорожки, но я же терплю. Долг зовет. Ты же сам сказал, что если я тебе не помогу мать тебя порвет, что ты ни хрена не сделал.
- Порвет, - обыденно кивнул коротышка. В голосе его не было ни страха ни сожаления, одна лишь покорность злой судьбе. Ветер внезапно смешно сдул копну его светло-русых курчавых до чрезвычайности волос на бок, сделав его похожим на одуванчик на ветру.
- Вот и давай. Грабь.
Человек-одуванчик вздохнул, перехватил грабли ниже по черенку. Мучительным усилием выкинул грабли вперед и потянул на себя, собирая прошлогоднюю гниющую листву и пожухлую траву с так называемого газона по обе стороны от дорожки, которую он клятвенно обещал матери привести в порядок до вечера. Имеющийся прогресс в процессе однозначно сообщал, что до вечера он это сделать точно не успеет. Потому что он только начал первую клумбу. Вообще говоря, он об этом забыл. Когда он шел из колледжа, в голове у него засела одна песня. Потом он ее долго слушал, потом долго подбирал ее на гитаре, ему внезапно пришло в голову какой аккорд нужно взять для того чтобы перейти к третьему куплету, он давно ее подбирал, но ему не нравилось, это было точно неправильно, а тут, получилось, случайно, и он, обрадовавшись увлекся, играя и переигрывая эти пять аккордов туда и обратно, чувствуя, как гордость и радость открытия переполняют его. Дома никого не было, сестры где-то гуляли, мать была на заводе. Некому было ему кричать что он, идиот, заколебал уже играть свои три аккорда туда сюда и часами настраивать гитару, что нормальных людей это выводит из себя, и что если он взял в руки инструмент, то пусть уж что-то играет, потому что от этих повторяющихся тупых звуков у них появляется желание повеситься. Он так обрадовался, что оказался один дома, и что он сможет спокойно поиграть, что обо всем забыл, часов до пяти, пока у него не зазвонил телефон и его приятель не позвал его гулять.
- Я… блядь, газон, - ответил от, чувствуя, как в животе раскололась глыба льда, как бывало всегда, когда он чувствовал, что попадает впросак.
Несмотря на странность формулировки его друг понял его с полуслова. Он понял, что друг в полной жопе и слезно умоляет ему помочь, и в ответ готов сделать все что угодно на свете, даже пойти с их мальчуковой скаутской бригадой в госпиталь выность судна, хотя вообще он как-то сторонился по каким-то личным причинам деятельности инициированной их местной церковью, активистом которой был рыжий долговязый юноша. Потому через пятнадцать минут быстрым шагом, он прибыл к дому приятеля, застав того грустно глядящим вдаль и обнимающим грабли со своей метлой.
- Мне еще музыка нравится, - аккуратно добавил он.
- Ну, это уже, куда ни шло, - сменил гнев на милость Энди.
- Только я не знаю, какая у меня в ней цель, - не очень своевременно признался Мартин.
- Ну, ты же играешь в группе.
- Честно говоря, мне не очень нравится, как мы играем, - признался Мартин. Любой другой человек на земле спросил бы его, а какого ж черта ты туда ходишь. Любой. Только не лучший друг Эндрю Джон Флетчер. Таких вопросов он Мартину Гору не задавал. Именно поэтому очевидно, он и оставался его лучшим другом с одиннадцати лет, когда они подружились еще в школе. Если он обещал ходить играть, то, как он может передумать и перестать? Это как представить себе, что узнав, что у Мартина пиздец с газоном, а он бы взял бы и сказал, прости Мартин, я не могу тебе помочь, я занят. Это было абсурдом. Этого не могло было бы быть.
- Мне еще музыка нравится, - аккуратно добавил он.
- Ну, это уже, куда ни шло, - сменил гнев на милость Энди.
- Только я не знаю, какая у меня в ней цель, - не очень своевременно признался Мартин.
- Ну, ты же играешь в группе.
- Честно говоря, мне не очень нравится, как мы играем, - признался Мартин. Любой другой человек на земле спросил бы его, а какого ж черта ты туда ходишь. Любой. Только не лучший друг Эндрю Джон Флетчер. Таких вопросов он Мартину Гору не задавал. Именно поэтому очевидно, он и оставался его лучшим другом с одиннадцати лет, когда они подружились еще в школе. Если он обещал ходить играть, то, как он может передумать и перестать? Это как представить себе, что узнав, что у Мартина пиздец с газоном, а он бы взял бы и сказал, прости Мартин, я не могу тебе помочь, я занят. Это было абсурдом. Этого не могло было бы быть.
- Мне еще музыка нравится, - аккуратно добавил он.
- Ну, это уже, куда ни шло, - сменил гнев на милость Энди.
- Только я не знаю, какая у меня в ней цель, - не очень своевременно признался Мартин.
- Ну, ты же играешь в группе.
- Честно говоря, мне не очень нравится, как мы играем, - признался Мартин. Любой другой человек на земле спросил бы его, а какого ж черта ты туда ходишь. Любой. Только не лучший друг Эндрю Джон Флетчер. Таких вопросов он Мартину Гору не задавал. Именно поэтому очевидно, он и оставался его лучшим другом с одиннадцати лет, когда они подружились еще в школе. Если он обещал ходить играть, то, как он может передумать и перестать? Это как представить себе, что узнав, что у Мартина пиздец с газоном, а он бы взял бы и сказал, прости Мартин, я не могу тебе помочь, я занят. Это было абсурдом. Этого не могло было бы быть.
Mim, какое замечательное фото, иллюстрация настоящей дружбы, столько искренности и теплоты на лицах, здорово! Спасибо!)))
- Энди.
- Чего?
- Энди, а ты ходил с Винсом в бар?
Они все знали, что за бар имеется в виду, но Мартин как-то не решался выразиться целиком.
- Нет, - отрезал Энди.
Он шел впереди, потому не мог, конечно, видеть странной Мартиновской ухмылки.
Следующая тема Предыдущая тема
Вы не можете начинать темы Вы не можете отвечать на сообщения Вы не можете редактировать свои сообщения Вы не можете удалять свои сообщения Вы не можете голосовать в опросах
