Ого, неужели в нашей стране было время, когда масс-медиа влияли на людей в правильном направлении?
Журналы правда я такие не помню. Но знаю была музыка. По телевизору были передачи молодежные, там была эта музыка. Другая какая-то, не такая как сейчас. Те же Би-2 и Земфира. Они были сильнее что ли, более навзрыд.
Смотрю на это фото, а от него словно дух «того» времени
Роман про Эдичку - сильная вещь! Я, помню, довольно долго была под впечатлением от прочтения. Жалко его конечно, а с другой стороны - чего жалеть? ведь не сдался!
_________________ Не переживайте.
Я сделаю с вами это!
Зарегистрирован: 02.05.2010
Сообщения: 5583
Откуда: Москва
Добавлено:
Вт Июл 30, 2013 8:35 pm
я в общем тоже жила и потребляла информацию в то время, но и Ом и Птюч прошли как-то совсем мимо меня. Вообще, как выясняется, довольно много вещей прошло мимо моего сознания, что прискорбно. Поэтому твоё, даже субъективное, мнение, очень интересно для меня
_________________ — Не грусти, — сказала Алисa. — Рано или поздно все станет понятно, все станет на свои места и выстроится в единую красивую схему, как кружева. Станет понятно, зачем все было нужно, потому что все будет правильно.
Названия Ом и Птюч помню, помню обложки, помню даже в каких магазинах их видела, но так как я вообще не покупала никаких журналов, то эти тоже пропустила. Было бы интересно почитать их сейчас. Думаю, что сейчас я бы больше из них вынесла. А тогда вряд ли. Сейчас меня можно назвать более прогрессивной молодежью, чем тогда.
Музыку слушала практически всю из перечисленной, за исключением двух-трех исполнителей. Земфиру и Мумий Тролля особо любила. А Агату Кристи до сих пор люблю и обожаю.
Недавно читала про американский журнал Панк, и по описанию Ом мне его напомнил, по крайней мере в том, что касается отражения и формирования культуры своего времени и продвижения прогрессивной музыки. Я как раз вспоминала, а было ли в России что-то подобное, что притягивало и объединяло вокруг себя молодежь. Вот, оказывается было и даже можно сказать, что в мое время.
Так начинается это произведение. И вы уже по языку в принципе можете оценить то новаторство которые филологически правильные слэшеры и юные горячие головы испуганно называют "неправомерным смешением литературного стиля с разговорной и офисной лексикой" - ну это первые...а вторые называют..."Ой, там столько матов!". Обеим группам на мой взгляд следовало бы чуть больше читать и изучать окружающий мир. Так как этот "феномен" литературного русского языка уже достаточно стар и известен. Я бы уже даже назвала его своего рода современной литературной классикой.
Произведение интересно не только тем. Оно интересно и насмешливой историей американской эмиграции, и нюансов тамошнего выживания, я немножко знакома с этой темой, и с этими людьми, и да, наблюдения справедливые и честные, ну может быть для кого-то и обидные, потому что правда ....ну и самое главное новаторство помимо сарказма и юмора и острого взгляда и метких определений и новаторского языка....у Лимонова, хоть он под страхом смерти от пиявок теперь в этом не признается, это конечно описание сексуальных сцен и любовных отношений.
Всем известна эта западня, когда нету ни слов, кроме медицинских, ни воспитание не позволяет говорить ни о чем кроме романтической любви или рабоче-крестьянской крепкой семье. А он говорил о патологической влюбленности в собственную жену-блядь, и пра йоблю, как она есть. С применением таких пугающих "матов"...но так прекрасно и живописно улавливающих самую суть русского понимания эротики и секса.
Я пока еще не читала, но обязательно буду. Те отрывки, которые ты процитировала просто великолепны. Мне очень нравится такой стиль. Больше всего люблю, когда пишут разговорным языком. По-другому получается недостаточно выразительно и часто скучно.
А описание ебли со словами, за значением которых надо лезть в словарь, типа эупареуния какая-нибудь, для меня вообще не читабельно. И хорошо, что есть люди, которые писали и пишут о ебле именно, как она есть. Потому что западня, да, известна и чтение эротической литературы помогает из нее выходить. Мне, по крайней мере, стало проще разговаривать о сексе именно после того, как я начала читать эротику.
Нет, Маус, у меня есть определенная идея о логике изложения, так что пока не надо. Сейчас продолжу.
Что до Ома и ко...ну, как-то у меня раньше тоже знаете ли не возникало позывов все систематизировать, а сейчас, как-то для меня все выстроилось в одну цепочку, собственно о которой я хочу рассказать, потому что это такая определенная система с очень определенными ценностями, и самое смешное, я хочу донести эту мысль, что все творцы этой системы гораздо больше связаны друг с другом и один истекает из другого (господа гусары).
Итак. Цель моего исследования не просто натолкать в тему все что связано - а проследить и четко прояснить основные ценности, предмет и суть явления. Если говорить человеческим языком:
Я хочу, чтобы после прочтения всех постов (всей истории так сказать) у вас в голове остался не список имен, а создалось понимания всей сущности, ценности и основных повадок этой субкультуры. Чтобы вы даже встречаясь с незнакомым именем понимали, чего ждать, что из чего истекает, и почему это именно так. Потому по возможности для первого прочтения прошу читать все посты подряд и без исключения. Я еще вернусь к творчеству Ярослава Могутина, а щас я задам сама себе и вам вопрос.
Вот, г-н Лимонов, романтизировал бунтаря, бедняка, приравнивал гомосексуализьм к свободе и нарушению норм, романтизировал асоциальные элементы, преступников, преступления, воровство, идею убийства как некоего такого продолжения сексуального влечения.
Вы наверное много раз слышали это имя. Жан Жене.
Вы много раз думали, а с хуя ли его постоянно суют туда сюда, чего он такого сделал? Почему Жан Жене - Альфа и Омега гей субкультуры? Смотрели по телеку постановку Романа Виктюка "Служанки" и не поняли, чота наверное вроде Оскара Уайлда, так же нудно и декоративно.
А ведь он ребята, как раз и был тем первым, что создал основные типажи, характеры, и жанры, которым пользуются в сущности все вышеперечисленные в теме писатели, и не только они.
Если говорить философски-высокопарно, то Жан Жене первым в литературе в лоб задал вопрос. Если гомосексуализм - есть смертный грех, то, нарушив одну заповедь а есть ли смысл бояться нарушать другие? Если ты все равно за гранью, то почему остальные заповеди, не убий, не укради, надо беречь?
Фактически, выросши в мужском мире, а как известно - гомосексуализм - это нечто что находится в самом низу мужской иерархии, он попытался адаптировать его в мужском мире, придав романтизма беспредела моральному падению. В некотором роде, Жан Жене придал романтический флер сурового бунтарства.
Проза Оскара Уайлда скорее декоративна. Он скорее восхищается эдаким эгоизмом английского джентльмена который тащится только от себя и похожего на себя - ну про феномен английского гомосексуализьма я где-то тут тоже писала. Теннеси Уильямс пишет героя который исподволь, со стыдом отдается и растворяется в своем непристойном постыдном желании. Ну как например в "Желании и чернокожем массажисте"...его герой - серый клерк, который случайно в салоне встречается с сильными руками и мощной харизьмой чернокожего массажиста, от силы и мощи которого он стыдливо-мучительно-сладострастно кончает в простыни. ГГы.
Дальше Теннеси Уильямс к изображению мужеской страсти друг к другу применяет художественный эвфемизьм, который вы знаете по песне Тиля Линдермана:
Denn du bist was du isst
Да, да...именно по песне, они типа настолько там растворяются в любви друг к другу, и в прогрессирующем садомазохизьме, что в конце концов этот негр сжирает своего клиента.
Однако...в одном случае из этих авторов - герою просто похуй на жизнь и какие-то там нормы, "Принесите мне голову Йоканаана, и баста!" а второй...обдает удушливым стыдом и желанием исчезнуть....герой Жана Жене всегда - при всем стыде и может быть отвращении что он вызывает - силен, нагл, имеет сильный бунтарский флер, и в сущности, скорее именно что он самый. Герой. Печальный демон дух изгнанья.
Из чего же выросла эстетика Жана Жене и как она получила популярность. Обратимся к биографии.
Эпиграфом несколько цитат из его художественно-автобиографической книги "Дневник Вора" иллюстрирующих вышесказанную мысль:
"Французское гестапо сочетало в себе два прелестных явления: предательство и воровство. Если бы к этому добавился гомосексуализм, оно стало бы сиятельно безупречным."
"Главные темы этой книги – предательство, воровство и гомосексуализм. Они связаны между собой единой, не всегда очевидной нитью; по крайней мере, мне кажется, что я распознаю некий кровообмен между моей тягой к предательству, воровству и моими страстями."
"Однако что значит их жестокость по сравнению с моей, заключающейся в том, чтобы принять их жестокость, присвоить, пленить, использовать в своих целях, внушить ее самому себе, задумать и распознать ее, постигнуть и взять на себя сопряженные с ней опасности? Да-да, что значила моя вынужденная жестокость, необходимая для моей защиты, для моей твердости и суровости, по сравнению с жестокостью, которая проклятьем тяготеет над ними, вытекает из заключенного в них огня, что вспыхивает при соприкосновении с внешним, озаряющим нас светом?"
Итак,
ЖАН ЖЕНЕ (1910-1986)
Жан Жене родился в Париже 19 декабря 1910 года. Мать Жана, психически неуравновешенная женщина, отдаёт его на воспитание в крестьянскую семью. В детстве Жене был набожным и послушным мальчиком, пока в возрасте десяти лет его не поймали на воровстве. Позже выяснилось, что кражу он не совершал. Обиженный на мир, он решает стать вором. Жан писал об этом позже: «Я решил отрицать мир, который отрицал меня». С малых лет жизнь Жене омрачается всевозможными проблемами и трудностями — за многочисленные кражи он в 15-летнем возрасте попадает в колонию для несовершеннолетних Меттрэ. Но это его нисколько не печалит: там слабый Жан становится любовником сильных и харизматичных подростков, и он горд тем, что пользуется успехом у авторитетных ребят. Период жизни писателя, проведённый в этой колонии стал основой сюжета его романа «Чудо о розе» (Miracle de la rose, 1946). В середине декабря 1927 года Жене бежит из колонии, но вскоре его туда возвращают. Для того чтобы вырваться из заключения, 18-летний Жан записывается на службу в Иностранный легион, но вскоре, прихватив с собой личные вещи одного из офицеров, дезертирует и за систематические мелкие кражи, использование поддельных документов, бродяжничество снова несколько раз попадает в тюрьму. Во Франции, во время немецкой оккупации, он почти всё время находится в заключении.
Своё литературное творчество Жене начинает в 1940-х годах. Его первые произведения, затрагивали такие щекотливые темы, как гомосексуальность и преступность. Публикация первого романа «Богоматерь цветов» (1943) открывает перед писателем двери литературного мира. К этому времени он уже успел познакомиться с Андре Жидом и издателем Жаном Декарненом, который был любовником Жене. Появляются поклонники среди читателей — выдающихся мыслителей и литераторов своего времени: Жан Кокто и Жан-Поль Сартр становятся его добрыми друзьями и живо интересуются литературным наследием писателя. Эти люди помогли Жене избежать пожизненного заключения, которое ему грозило за кражу редкого издания Верлена. В тюрьму он уже больше никогда не попадёт. За пять лет Жан написал и издал пять романов. Жан-Поль Сартр начинает писать предисловие к собранию его сочинений и останавливается только тогда, когда «предисловие» разрастается до 600 страниц. В 1952 году оно выходит под названием «Святой Жене, комедиант и мученик» (Saint Genet, comédien et martyr). Жене был настолько потрясен глубиной анализа своих произведений, а также неожиданно свалившейся на него славой выдающегося писателя, что это повлекло творческий кризис, который продолжается до 1956 года.
В литературу он возвращается, но уже как драматург. Одна за другой выходят три его пьесы — «Балкон» (Le Balcon, 1956), «Негры» (Les Nègres, 1958) и «Ширмы» (Les Paravents, 1961), демонстрирующие другую сторону его таланта: от автобиографической прозы писатель переходит к аллегориям с политическим подтекстом. В это самое время Жене влюбляется в канатоходца-араба по имени Абдула. Но эти отношения длятся недолго. Из-за несчастных случаев и травм Абдула совершает самоубийство. Жене впадает в депрессию и сам пытается покончить с собой. Больше он ничего не пишет. Теперь его интересует только политика.
Необычность и деликатность тем произведений Жана Жене, на многие из которых в середине XX столетия было наложено суровое табу, привели к тому, что в 1950-ых годах некоторые его книги были запрещены в США.
В конце 1960-х годов Жан Жене активно включается в политическую жизнь страны, участвуя в демонстрациях за улучшение жизненных условий африканских иммигрантов во Франции. Не скрывая своей гомосексуальности, Жан Жене вопреки своей воле, становится одним из символов и вдохновителей движения геев за равноправие.
В 1982 г. Жене побывал в Бейруте после резни в Сабре и Шатиле, на следующий год вышло его эссе «Четыре часа в Шатиле». По словам египетской писательницы А. Суеиф, «палестинцы нашли в Жене пылкого друга».
Литератор одобрительно отзывался о Советском Союзе, считая его «закваской» для остального мира.
Помимо "Дневника Вора" для знакомства с философией автора, наверное...в первую очередь я бы порекомендовала роман Керель ("Керель Брестский" JEAN GENET QUERELLE DE BREST или Querelleof Brest - eсли по английски))....)...это просто квинтессенция архетипа этого самого Героя, который.....который визуализировался, например в творчестве Тома Финляндского (Tom of Finland)... это к вопросу об истекании и проистекании. Некоторые цитаты из романа "Керель"
Мысль об убийстве часто сопровождается воспоминаниями о море и моряках. Но море и моряки являются нам не в виде ясного образа, убийство, скорее, пробуждает в нас образ бушующих волн. Порт часто бывает местом преступления, это легко объяснимо, и мы не будем на этом останавливаться, но из многочисленных хроник известно, что среди убийц встречаются как настоящие, так и переодетые моряки, и если убийца был переодет, то преступление обязательно связано с морем. Мужчина надевает форму матроса не только для маскировки. Его переодевание является началом некоего церемониала, всегда сопровождающего умышленные преступления. Во-первых, это как бы возносит преступника над землей и помогает ему оторваться от линии горизонта - места, где море переходит в небо; широкими и упругими шагами он идет по воде,олицетворяя собой Большую Медведицу, Полярную звезду или Южный Крест; это (мы по-прежнему имеем в виду переодевание преступника) вновь возвращает его на сумрачные континенты, где днем светит солнце, а ночью луна покровительствует убийствам в бамбуковых хижинах у неподвижных рек, переполненных аллигаторами, это позволяет ему действовать как бы во сне и заносить свое оружие , стоя одной ногой на океанском пляже, а другой устремляясь по водам к берегам Европы, это заранее дает ему забвение, ибо моряк всегда "возвращается издалека", и позволяет ему смотреть на обитателей суши как на растения. Одежда убаюкивает преступника. Она окутывает его своими складками, теснотой тельняшки и простором брюк. Она усыпляет его. И усыпляет уже завороженную жертву. Нам еще придется говорить о роковой внешности матроса. Мы знаем, как она действует. В очень длинной фразе, начинающейся со слов:"Возносит преступника над землей..." мы,вероятно , слишком увлеклись поэтическими сравнениями, но только для того, чтобы дать представление о пристрастиях автора. Подчиняясь своеобразному внутреннему настроению, мы хотим представить здесь драму. Надо сказать, что она посвящается гомосексуалистам. К мыслям о море и об убийстве всегда так естественно примешиваются мысли о любви или наслаждении - и более того, о любви противоестественной. Без сомнения, моряки, охваченные (воодушевленные, это слово нам кажется даже более подходящим ,и в дальнейшем мы сможем убедиться в этом) желанием и потребностью убийства, могут плавать и в торговом флоте, на дальних рейсах, их могут пичкать сухарями или ударами плетки, заковывать за малейшую оплошность в кандалы, высаживать в незнакомом порту, снова брать на борт на грузовое судно с сомнительным маршрутом, однако, каждый раз, когда в туманном каменном городе мы встречаем стройных, возбужденных в предвкушении учения здоровяков из Военного флота, когда мы видим плечи, профили, кудри и покачивающиеся непокорные бедра этих сильных и нежных парней, невозможно усомниться в их способности к убийству, которое оправдывается уже одним их участием, ибо они облагораживают собой этот акт.
_________________ Libation for failure
Последний раз редактировалось: Анхесенпаатон Ра (Ср Июл 31, 2013 1:11 pm), всего редактировалось 2 раз(а)
Более того, к разговору о связи между преступлениями и гомосексуализмом. Собственно Жене высказывает и популяризует одну такую....идею...идею.... так сказать акта содомии как акта наказания с одной стороны (что в принципе не ново)... как самонаказания Как акт отпущения грехов. В смысле понес наказание, оказался выебан - свободен от грехов.
Лично меня эта мысль по прочтению романа и много лет после - много и обильно веселит. В ней есть определенная доля правды, но Жене был первым, у кого я эту мысль прочитала. У Лимонова в Эдичке тоже промелькивает эта идея. Это как-то так...умилительно истинно по-мужски лицемерно....я не могу объяснить, да, я...умиляюсь идее каждый раз, когда ее встречаю, но тоже, не забываю использовать в своей прозе
Наверное лучшая сцена романа
Вручив Ноно свой сверток с опиумом и получив за это пять тысяч франков, Кэрель понял, что настало время "привести приговор в исполнение".
Казнь должна была быть суровой.
Если бы естественный ход событий не привел Кэреля в "Феерию", не приходится сомневаться, что убийца тайно устроил бы для себя какой-нибудь другой жертвенный обряд. Он продолжал улыбаться, глядя на массивный затылок содержателя публичного дома, согнувшегося над диваном, чтобы лучше рассмотреть опиум. Он рассматривал его слегка оттопыренные уши, лысый блестящий череп и мощную спину, а когда Норбер снова распрямился, перед Кэрелем предстало скуластое мясистое лицо с крепкой челюстью и сплющенным носом. Все в этом человеке, которому уже перевалило за сорок, производило впечатление грубой силы. У него было волосатое, возможно, татуированное и наверняка сильно пахнущее потом тело борца. "Это будет суровое наказание".
-Послушай! Чего тебе нужно? Зачем тебе хозяйка? Объясни.
Кэрель перестал улыбаться, чтобы продемонстрировать, что серьезно относится к вопросу, и чтобы сопроводить свой ответ улыбкой, на которую только он был способен и которая только и могла сделать его ответ безобидным. Он со смехом развязно тряхнул головой и ответил так, что это могло бы задеть кого угодно, только не Ноно :
-Ну, она мне нравится.
С этого мгновения лицо Кэреля покорило Норбера. Это был уже не первый смышленый парнишка, который требовал хозяйку, чтобы переспать с хозяином. Теперь оставалось только обговорить детали.
-Ну давай.
Он достал кубик из кармана своей куртки.
-Ну что, ты не передумал? Я бросаю?
-Давай.
Норбер присел и бросил на пол. Ему выпало пять. Кэрель поднял кубик. Он был уверен в своей ловкости. Натренированный глаз Ноно заметил, что Кэрель пытается словчить, но прежде, чем он успел вмешаться, цифра "два" была почти победоносно выкрикнута матросом. На мгновение Норбер застыл в нерешительности. Может , это шутка? Или... Сперва он было подумал, что Кэрель действительно хотел попробовать любовницу брата. Это мошенничество доказывало обратное. А парень совсем не похож на педика. Однако он был взволнован тем, как легко далась ему эта добыча. Поднявшись, он слегка пожал плечами и хмыкнул. Кэрель тоже встал. Он осмотрелся вокруг и весело улыбнулся от внутренного сознания того, что идет на мучения. Он шел на это с отчаянием в душе, но и с глубоким внутренним убеждением, что это наказание необходимо ему для жизни. Во что он превратится? В педика. Он подумал об этом с ужасом. А что это такое, педик? Из какого теста это сделано? Что за этим стоит? Каким новым чудовищем ты становишься и каково ощущение этой чудовищности? "Это" -- все равно что сдаться полиции. Он вспомнил лягавого, и его красота поставила все на свои места. Иногда бывает, что какая-нибудь незначительная мелочь оказывает влияние на ход всей вашей жизни, так было и на сей раз.
"Целоваться не будем",- подумал он. И еще :"Я подставляю свою задницу, только и всего." Последняя мысль вызвала у него такую же реакцию, как если бы он подумал :"Я подставляю свою рожу".
Насколько изменится его тело? Охватившее его отчаяние слегка смягчилось сознанием того, что это наказание смоет с него убийство, которое он так и не смог до конца переварить. Наконец, он был просто обязан заплатить за этот праздник, за это торжество, каковым всегда является соприкосновение со смертью. Всякое соприкосновение со смертью- это грязь, от которой нужно отмыться. И отмыться так тщательно,чтобы от тебя самого ничего не осталось. И снова возродиться. Но, чтобы возродиться, сначала нужно умереть. Потом ему уже никто не будет страшен. Несомненно, полиция может еще его схватить, перерезать глотку : значит, просто следует вести себя осторожнее, чтобы не выдать себя, но фантастическому трибуналу, существовавшему только в его воображении, Кэрель должен был представить доказательства того, что убийца наказан. Сумеет ли брошенный труп войти в город через ворота? Кэрель слышал, как это окоченевшее, плотно закутанное в мантию тумана длинное тело жалуется, едва слышно напевая изысканную мелодию. Это жаловался труп Вика. Он требовал для себя почестей,похорон и погребения. Норбер повернул ключ и оставил его в дверях. Это был большой, блестящий, отражавшийся в дверном зеркале ключ.
-Снимай штаны.
Слова хозяина прозвучали бесстрастно. Он уже расстегивал свою ширинку. С парнем, который специально смухлевал, чтобы его трахнули, ему все было ясно. Кэрель все еще стоял, расставив ноги, посередине зала и не шевелился. Женщины его никогда не волновали. Иногда ночью в гамаке он брал в руку свой член, ласкал его и тихонько кончал. Он даже не старался представить себе что-либо определенное. Твердости члена в руке было вполне достаточно, чтобы возбудить его, и в момент оргазма его рот кривился так сильно, что он чувствовал боль в лице и боялся, что так и останется навсегда с перекошенным ртом. Он смотрел, как Ноно расстегивает свои штаны. На протяжении всей этой молчаливой сцены глаза Кэреля не отрывались от пальцев хозяина, с трудом вытаскивавших пуговицы из петель.
-Ну что, ты решил?
Кэрель улыбнулсля. И начал машинально растегивать свои форменные брюки. Он сказал :
-Ты поосторожней, а? Кажется, это не так уж приятно.
-Ну давай, ведь не целочка же, небось.
Голос Норбера был глухим и злобным. На мгновение все тело Кэреля напряглось от негодования, оно стало прекрасным, шея выпрямилась, плечи неподвижно застыли, трепещущие узкие бедра и маленькие сжатые ягодицы (которые из-за того, что ноги были расставлены, казались слегка приподнятыми) подчеркивали общее впечатление жесткости. Расстегнутые брюки болтались на его бедрах, как детский передник. Глаза его блестели. Все лицо и даже волосы излучали ненависть.
-Слышь, приятель, я ж те сказал, что это в первый раз. Не выводи меня из себя.
Внезапная резкость этого голоса подхлестнула Норбера. Его готовые к разрядке борцовские мускулы напряглись, и он так же резко ответил:
-Послушай, не вколачивай мне баки. Со мной это не пройдет. Ты что, меня за фраера держишь? Я же заметил, как ты прогнал фуфло.
И всей своей массой, охваченный негодованием от сознания того, что его обманывают, он вплотную приблизился к Кэрелю, так что их тела полностью, с головы до ног соприкоснулись. Кэрель не отступил. Голосом еще более низким и отчужденным Норбер добавил :
-Ну хватит уже. Ты что, не хочешь? Ведь ты же сам напросился. Вставай раком.
Такого приказа Кэрелю еще никто никогда не отдавал. И хотя приказ исходил не от старшего по званию, он должен был подчиниться этому силовому натиску и согнуться. Ему захотелось подраться. Мускулы его тела, руки, бедра, икры ног были наготове, напряжены, сжаты, взведены, он поднялся на цыпочки. И почти у самых зубов Норбера, дыша ему прямо в рот, Кэрель произнес :
-Ты ошибаешься. Я хочу твою жену.
-Посвисти еще.
Пытаясь повернуть его, Норбер схватил его за плечи. Кэрель попытался его оттолкнуть, но в это мгновение его расстегнутые штаны немного соскользнули. Чтобы не дать им окончательно упасть, он еще шире расставил ноги. Оба мужчины смотрели друг на друга. Матрос знал, что, несмотря на атлетическое сложение Норбера, он все равно сильнее его. Тем не менее он поднял штаны и немного отступил. Мускулы его лица обмякли. Он сдвинул брови и, наморщив лоб, смиренно кивнул головой.
-Хорошо.
Двое мужчин, продолжая стоять лицом к лицу, вдруг отступили и одновременно заложили руки за спину. Необычная синхронность этого движения поразила их обоих. В нем заключался элемент согласия. Кэрель нежно улыбнулся.
-Ты был матросом.
Норбер шмыгнул носом и ответил с гордостью, голосом, в котором еще слышались злобные нотки :
-Солдат африканских дисциплинарных войск.
Только теперь Кэрель до конца почувствовал главную особенность голоса хозяина. Он был несгибаем. Казалось, что он опирается на выходившую изо рта мраморную колонну. Именно этот голос и заставил Кэреля подчиниться.
-А?
-Солдат африканских дисциплинарных войск. Батальонов, если так тебе больше нравится.
Их руки одернули пояса и портупеи, которые матросы из практических соображений обычно застегивают на спине - например, для того, чтобы избежать вздутия на животе под плотно облегающей курткой. Определенного рода пижоны, следуя моде на все морское и матросскую униформу, позаимствовали теперь эту манеру. Какая-то расслабляющая нежность разлилась по телу Кэреля. Хозяин происходил оттуда же, что и он. Из тех же самых строгих, наполненных благовониями таинственных замков, а эта сцена будет для него чем-то вроде продолжения обычных под палатками африканских батальонов приключений, о которых, встретившись в штатском, стараются не вспоминать. Наконец все было сказано. Кэрель должен был подвергнуться наказанию. Он смирился.
-Давай на кровать.
Гнев спал, как морской ветер. Голос Норбера стал ровным. Ответив :"Хорошо", Кэрель почувствовал, что у него встает. Он уже полностью вытащил из тренчиков кожаный пояс и держал его в руке. Его брюки соскользнули ему на икры, обнажив колени и образовав на ковре что-то вроде густой массы, в которой увязали его ноги.
-Давай. Поворачивайся. Это недолго.
Кэрель отвернулся. Ему не хотелось видеть член Норбера. Он наклонился, опершись кулаками - в одном был зажат пояс - о край дивана. Расстегнувшись, Норбер в одиночестве застыл перед ягодицами Кэреля. Спокойным и легким движением он освободил свой отвердевший член из коротких кальсон и на мгновение, как бы взвешивая, задержал его в ладони. Он заметил, как его отражение многократно дробится в висевших в комнате зеркалах. Он был силен. И он был здесь хозяином. В зале стояла полная тишина. Норбер освободил яйца и, на секунду отпустив член, коснулся им своего живота, а потом, не спеша подавшись вперед, положил на него руку, как бы опираясь о гибкую ветвь ,- ему показалось, что он опирается сам о себя. Кэрель ждал, опустив свою налившуюся кровью голову. Норбер взглянул на ягодицы матроса : они были маленькие, твердые, круглые, сухие и все покрытые густой коричневой шерстью, которая росла и на бедрах - но не так густо , - и в начале спины, под торчащей из приподнятой робы майкой. Рисунки, на которых изогнутыми линиями изображены женские бедра ,- вроде рисунков на разноцветных старинных подвязках для чулок : этот образ кажется нам наиболее подходящим для того, чтобы передать впечатление от обнаженных бедер Кэреля. Плавные линии, подчеркивающие поры нежной кожи, и завитки грязноватых серых волос делают их вид особенно непристойным. Вся чудовищность мужской любви заключается именно в этой обрамленной курткой и приспущенными брюками обнаженной части тела. Норбер послюнявил палец и смазал свой член.
-Вот так ты мне больше нравишься.
Кэрель не ответил. Запах опиума, лежавшего на кровати, вызывал у него тошноту. А член уже делал свое дело. Он вспомнил задушенного им в Бейруте армянина, который был нежен и хрупок, как медяница или птица. Кэрель спросил себя, не нуждается ли палач в ласке. Поскольку он ко всему относился серьезно, ему захотелось быть таким же нежным, как убитый им педик.
"Все же тот фраерок выдумывал для меня такие забавные кликухи. И он был так нежен со мной", - подумал он.
Но как продемонстрировать свою нежность? Какие для этого нужны ласки? Его железные мускулы оставались тверды и неподвижны. Норбер давил его своей тяжестью. Он проник в него спокойно, до самого основания своего члена, так что его живот коснулся ягодиц Кэреля, которого он властным и могучим движением внезапно прижал к себе, пропустив руки под животом матроса, чей член, оторвавшись от бархата кровати, выпрямился и, натянув кожу живота, ударился о пальцы Норбера, оставшегося совершенно равнодушным. Возбуждение Кэреля напоминало возбуждение повешенного. Норбер сделал еще несколько осторожных и ловких движений. Теплота внутренностей Кэреля поразила его. Чтобы сильнее почувствовать наслаждение и продемонстрировать свою силу, он вошел еще глубже. Кэрель не ожидал, что так мало будет страдать.
"Он не делает мне больно. Ничего не скажешь, он это умеет".
Он ощутил в себе присутствие чего-то нового и доселе незнакомого ему и точно знал, что после происшедшей с ним перемены он окончательно становится педиком.
"Что он скажет после? Только бы он поменьше пиздел",- подумал он.
Его ноги соскользнули и он снова уперся животом в край дивана. Он попытался поднять подбородок и освободить зарывшееся в черный бархат лицо, но запах опиума дурманил его. Он испытывал смутную признательность к Норберу за то, что тот прикрывал его сверху, защищал его. В нем проснулась легкая нежность к палачу. Он слегка повернул голову и, стараясь сдержать свое волнение, ждал, что Норбер поцелует его в губы, но ему не удалось даже увидеть лица хозяина, который не испытывал никакой нежности по отношению к нему и вообще не мог себе представить, чтобы один мужчина поцеловал другого. Норбер приоткрыл рот и сосредоточенно молчал, с таким видом, будто выполнял важную и ответственную работу. Он сжимал Кэреля с той же видимой страстью, с какой самка животного сжимает труп своего детеныша,- это обычно и называется любовью : сознание собственной отдельности, сознание, что ты сам раздвоился и смотришь на свое "я" со стороны. Оба мужчины слышали лишь собственное дыхание. Кэрель не оплакивал свое перерождение - и где? в стенах Бреста? Его закрытые темным бархатом глаза были сухи. Он выставил свои ягодицы назад.
-А теперь я.
Легко поднявшись на запястьях, он сжал ягодицы еще сильнее и почти приподнял Норбера. Но тот внезапно с силой привлек к себе матроса, схватив его под мышки, и дал ему ужасный толчок, второй, третий, шестой, толчки все время усиливались. После первого же убийственного толчка Кэрель застонал, сперва тихонько, потом громче, и наконец бесстыдно захрипел. Такое непосредственное выражение своих чувств доказывало Норберу, что матрос не был настоящим мужчиной, так как не знал в минуту радости сдержанности и стыдливости самца. Вдруг убийцу охватило сильное беспокойство, суть которого сводилась примерно к следующему.
"А вдруг он обыкновенный стукач?"- промелькнуло у него. В это же мгновение он почувствовал себя затравленным всеми силами французской Полиции - правда, не окончательно : лицо Марио только пыталось заменить лицо сжимавшего его в своих руках мужчины. Кэрель кончил прямо в бархат. А тот, что был на нем, безвольно уткнулся лицом в беспорядочно разбросанные и безжизненно свисавшие, как вырванная вместе с куском земли трава, кудри. Норбер не шевелился. Его челюсти, ослабив хватку, постепенно разжались и отпустили травяной затылок, который он укусил в момент оргазма. Наконец огромная туша хозяина осторожно оторвалась от Кэреля. Тот снова выпрямился. Он все еще держал свой ремень.
Он сжимал Кэреля с той же видимой страстью, с какой самка животного сжимает труп своего детеныша,- это обычно и называется любовью
И вот эта фраза в контексте ебли мне кажется шедевральной и в списке зе Бестов она всегда у меня в голове. Это прекрасно. То есть я хочу сказать, ради таких философских глубоких перлов, романы Жана Жене безусловно необходимо читать. Ты просто ....ты you`ll never be the same again(c) Я. Могутин
Привычный мир, после прочтения творчества Жене начинает играть новыми, и возможно даже неожиданными красками...
Ну, Тома оф Финланда вам представлять не надо, вы с ним знакомы, однако очень коротко в рамках развития темы мы упомянем и о нем. Человек который воспел в картинках те прекрасные аппетитные истинно мужские тела с истинно мужскими округлостями, которыми так восхищался в своих романах Жан Жене. Человек как и Жене воспевший мужчину в форме, и ах....морячков и фашистов с их фуражками с высокими тульями и сапогах...и...популяризовавший...и введший так сказать в массовую культуру особенно гей-движения моду на....черную кожу.
БИОГРАФИЯ:
Родился в городке Каарина в юго-западной части Финляндии в семье учителей. Уже к пяти годам мальчик, воспитывавшийся в атмосфере живописи, литературы и музыки, умел рисовать комиксы и играть на пианино.
В 1939 Тоуко поступил в художественное училище в Хельсинки для изучения рекламы. Но уже в 1940 он идёт на фронт сражаться против советских войск, вторгшихся на территорию Финляндии. В строю он получил звание лейтенанта.
После войны Тоуко продолжил занятия живописью, а также стал брать уроки игры на фортепиано в Институте Сибелиуса. Этими умениями он и зарабатывал на жизнь — днём выполнял заказы по оформлению витрин, созданию рекламных плакатов и пр., а по вечерам играл на фортепиано в кафе и на вечеринках.
Но главным его занятием ещё с юношества было создание отличающихся гротескностью гомоэротичных рисунков. Эти работы художник изначально стал создавать из-за природной скромности, мешавшей ему лично знакомиться с объектами его вожделения.
В конце 1956 года, по настоянию своего любовника Вели, встреченного тремя годами ранее, Тоуко отослал часть рисунков в американский журнал «Physique Pictorial», подписавшись именем «Том». Редактор был в восторге от увиденного, и на обложке весеннего номера журнала за 1957 год появилось одно из изображений художника, ставшего известным как «Том из Финляндии».
С тех пор Том бросил игру на фортепиано, однако, не имея возможности заработать достаточно денег на жизнь одними рисунками, он вплоть до начала 70-х продолжал заниматься оформительской работой.
В 1973 в Гамбурге состоялась первая выставка Тома оф Финланда. Она, хоть и пользовалась большим успехом, однако самому Тому принесла лишь убытки: все рисунки, кроме одного, были украдены. Следующая его выставка прошла лишь в 1978 в Лос-Анджелесе. В этот период Том обрёл новых знакомых, таких как фотограф Роберт Мэплторп и Дерк Денер — канадец, взявшийся курировать коммерческую часть работы художника. На протяжении 80-х поездки Тома оф Финланда в Америку будут становиться всё более частыми, пока он не станет проводить в Лос-Анджелесе по шесть месяцев в году.
В 1981 от рака горла умер любовник Тома, с которым он прожил 28 лет. У самого художника в 1988 году был поставлен диагноз «эмфизема лёгких». 7 ноября 1991 года он умер от удара, вызванного эмфиземой.
Несмотря на то, что сам автор называл свое творчество "грязными рисунками", работы Тома стоит рассматривать как нечто большее, чем просто "грязные рисунки" и признать их роль в формировании имиджа современного мира геев. Когда произведения Тома были впервые опубликованы, гомосексуалы считали, что должны подражать женщинам и скрываться в тени. Тридцатью пятью годами позже гей - это скорее мускулистый загорелый парень в коже и армейских ботинках, воплощенная мужественность. Влияние Тома в этом направлении не было случайным побочным продуктом его искусства. С самого начала он осознанно стремился наполнить свои рисунки позитивной, оптимистической открытостью. Когда его спрашивали, не смущает ли его, что все его работы изображают мужчин, занимающихся сексом, он подчеркнуто не соглашался: "Изображая мужчин, занимающихся сексом, я старался изобразить гордых мужчин, получающих удовольствие от секса!" (с) gay.ru
Следующая тема Предыдущая тема
Вы не можете начинать темы Вы не можете отвечать на сообщения Вы не можете редактировать свои сообщения Вы не можете удалять свои сообщения Вы не можете голосовать в опросах